A word is dead when it is said
Some say –
I say it just begins to live
That day.
F278
(1862) 1212
There are some fascinating and profound depths to this short poem (which
was penned as most of a letter to Dickinson’s cousin). An unspoken word is alive with
possibility. Meditate upon almost any word and its richness of suggestiveness, connotations
and denotations will flower and multiply. There are almost endless
possibilities of meaning. The word seems to have a life of its own.
But
“Some say” that once the word is spoken this life (in a given situation) is
over: the word is “dead” and lies inert where it has been rendered, having
coughed up its meaning. Like a pinned butterfly it can be observed and
described or categorized but it will no longer fly. This reminds me of (what
little I know of) quantum mechanics where in the collapse of the probability
wave several different possibilities are reduced to one possibility as seen by
an observer.
Dickinson,
however, takes the poet’s view: a word pulled from its shadow world of
limitless possibilities is only truly alive when it is birthed by articulation.
It needs the light of day to breathe. What makes it breathe and live? The very
ambiguity at the heart of language and communication. Playwright George Bernard
Shaw once said something to the effect of “The main problem with communication
is the perception that it has occurred.” Sometimes we replay and replay in our
minds what someone has written or said to us. The words have a life far beyond
what the speaker or writer had in mind. And how often do we try to explain
ourselves to someone who interpreted what we said in a way contrary to what we
meant? Or take, for example, the word “love.” As a dictionary word its meaning
is fairly clear. But when someone says it to us it comes to life and resonates
with real feeling and real consequence.
There
is a similar life-giving process for words in literature: stories, poems, plays
and movies. The same words spoken by one actor in one director’s vision will
mean something entirely different in another movie. One version might be
heroic, another ironic, another manipulative.
Dickinson
herself once asked a writer and mentor if her verse were “alive.” I think she
wanted this richness and diversity in interpretation. She did not want to be a
poet whose words were dead on arrival: flatly literal or spouting airy
generalities. The entire reason I’m going through each of her poems on this
blog is because she succeeded in making not only her poems live but the phrases
and even many of the very words. As an example, I just selected, with very little searching, the phrase “miles of stare.” This is what the poem says remains after Heaven, like a
circus, packs up its silken tents and disappears. The “stare” lives in our
startled response to this poem, enlivening both our understanding of the word and our understanding of what absence is. There is a mystery at its heart and so it continues to live.
Из сотен прочитанных замечательных стихов Эмили Дикинсон я выбрала здесь самые любимые, сопроводив их прекрасным, на мой взгляд, переводом на русский язык. Авторов нескольких переводных стихов найти не смогла.
Эмили Элизабет Дикинсон ( 1830 , Амхерст, Массачусетс — 1886 года, там же) — американская поэтесса.
При жизни опубликовала менее десяти стихотворений (большинство источников называют цифры от семи до десяти) из тысячи восьмисот, написанных ею. Даже то, что было опубликовано, подверглось серьёзной редакторской переработке, чтобы привести стихотворения в соответствие с поэтическими нормами того времени. Стихи Дикинсон не имеют аналогов в современной ей поэзии. Их строки коротки, названия, как правило, отсутствуют, и часто встречаются необычная пунктуация и использование заглавных букв. Многие её стихи содержат мотив смерти и бессмертия, эти же сюжеты пронизывают её письма к друзьям.
Хотя большинство её знакомых знали о том, что Дикинсон пишет стихи, масштаб её творчества стал известен только после её смерти
***
Паук – сам из себя – прядет
Серебряный уток –
Разматывая, как танцор,
Мерцающий моток –
Его призванье – украшать
Убогость наших стен –
Как бы из пустоты – творя
Свой дивный гобелен –
Из мысли – целый мир соткать –
И радугу – из мглы –
Чтоб через час – комком свисать
С хозяйкиной метлы –
(пер. Григорий Кружков)
***
Семья Дикинсон занимала почтенное положение в Амхерсте, штат Массачусетс. Дед поэтессы был одним из основателей Амхерстского колледжа, где ее отец служил казначеем, одновременно занимаясь адвокатской практикой и политической деятельностью – однажды он даже избирался в Палату представителей Конгресса США. Выросшие дети не разлетелись из гнезда: старший брат Остин, женившись, жил в соседнем доме, младшая сестра Лавиния, как и Эмили, не вышла замуж.
Главным событием молодости Эмили Дикинсон стала, по-видимому, дружба с молодым адвокатом Бенджамином Ньютоном, проходившим практику в конторе ее отца. Он руководил чтением, учил восхищаться великой поэзией, понимать красоту и величие мира. В 1850 году он уехал из Амхерста, а три года спустя умер. Много позднее Дикинсон вспоминала: “Когда я была еще совсем девочкой, у меня был друг, учивший меня Бессмертию, – но он отважился подойти к нему слишком близко – и уже не вернулся”.
В разлуке с Ньютоном у Эмили созрела мысль посвятить свою жизнь поэзии. Но после смерти старшего друга источник ее стихов пересох. Новое дыхание пришло в конце 1850-х годов, в разгар эпистолярного романа с сорокалетним священником из Филадельфии Чарльзом Уодсвортом. Была ли это любовь, душевная привязанность или мистическая близость, ясно одно – это было чувство исключительной интенсивности. Оно породило настоящий творческий взрыв: подсчитано, что только за три года с 1862 по 1864 ею написано более семисот стихотворений.
В том же самом 1862 году случилось так, что Эмили Дикинсон завязала переписку с известным в Новой Англии литератором Томасом Хиггинсоном, ставшим на многие годы ее постоянным корреспондентом и “поэтическим наставником”, а также издателем первого ее сборника стихов – но уже после смерти поэтессы.
Я взял слова “поэтический наставник” в кавычки, потому что их отношения были своеобразны: в каждом письме Эмили просила у Хиггинсона оценки и совета, назвала себя смиренной ученицей, но ни разу не воспользовалась его советами и продолжала все делать по-своему. А он указывал на просчеты и огрехи в ее стихах – неправильные ритмы и рифмы, странную грамматику – все, что было индивидуальной, во многом новаторской манерой Дикинсон, и что сумели адекватно оценить лишь критики XX века.
Литературное наследие Эмили Дикинсон – около тысячи восьмисот стихотворений, большая часть которых была найдена в комоде после ее смерти, и три тома писем, многие из которых не менее замечательны, чем ее стихи.
Григорий Кружков
(из предисловия к собственным переводам стихов Е.Д. )
**************************************************************************************************
***
They say that «Time assuages» —
Time never did assuage-
An actual suffering strengthens
As Sinews do, with age-
Time is a Test of Trouble,
But not a Remedy-
If such it prove, it prove too
There was no Malady-
Сказали: «Время лечит».
Не лечит никогда.
Страданье, как и мышцы,
Лишь укрепят года.
Но время — как проверка
Для тех, кто уцелел.
С годами стало легче?
Ну, значит, не болел.
(перевод ?)
***
Too few the mornings be,
Too scant the nigthts.
No lodging can be had
For the delights
That come to earth to stay,
But no apartment find
And ride away.
Здесь слишком кратки дни
И скудны ночи,
Чтобы могли они
Сосредоточить
Восторги, что здесь жить хотели,
Но не нашли приюта
И улетели.
(пер. Леонид Ситник)
***
The Road was lit with Moon and star—
The Trees were bright and still—
Descried I—by the distant Light
A Traveller on a Hill—
To magic Perpendiculars
Ascending, though Terrene—
Unknown his shimmering ultimate—
But he indorsed the sheen—
Звезда над полем – и луна
Осеребрила склон –
Далекий путник на холме
Сияньем окружен –
Какую он штурмует высь –
Печальный сын равнин?
Но эту даль и млечный свет –
Он оправдал – один –
(пер. Григорий Кружков)
***
To mend each tattered Faith
There is a needle fair
Though no appearance indicate
‘Tis threaded in the Air
And though it do not wear
As if it never Tore
‘Tis very comfortable indeed
And spacious as before
Чтоб аккуратно зачинить
Изодранную Веру –
Нужна невидимая нить –
Из воздуха – к примеру –
Стежок невидимой иглы –
Взгляните – вот как ловко –
И вновь она – целехонька –
Сияет, как обновка!
(пер. Григорий Кружков)
***
How much the present moment means
To those who’ve nothing more —
The Fop — the Carp — the Atheist —
Stake an entire store
Upon a Moment’s shallow Rim
While their commuted Feet
The Torrents of Eternity
Do all but inundate —
Как много значит миг для тех,
Кто только им богат!
Повеса – Щеголь – Атеист –
Лелеют – будто клад –
Один быстротекущий миг –
Пока у самых ног
Вскипает – затопляя их –
Бессмертия поток –
(пер. Григорий Кружков)
***
A Word dropped careless on a Page
May stimulate an eye
When folded in perpetual seam
The Wrinkled Maker lie
Infection in the sentence breeds
We may inhale Despair
At distances of Centuries
From the Malaria —
Одна случайная строка
Порой зацепит глаз –
Когда творца простыл и след –
Сильна зараза фраз –
И через целые века,
Быть может, ты вдохнешь –
Того отчаянья туман –
Той малярии дрожь.
(пер. Григорий Кружков)
***
I held a Jewel in my fingers –
And went to sleep –
The day was warm, and winds were prosy –
I said «‘Twill keep» –
I woke – and chid my honest fingers,
The Gem was gone –
And now, an Amethyst remembrance
Is all I own –
Я сжала аметист в руке –
И спать легла –
“Он мой, – шептала я сквозь сон –
В нем нету зла”.
Проснулась – где мой талисман?
Исчез – во сне –
Лишь аметистовая грусть –
Осталась мне –
***
If you were coming in the Fall,
I’d brush the Summer by
With half a smile, and half a spurn,
As Housewives do, a Fly.
If I could see you in a year,
I’d wind the months in balls—
And put them each in separate Drawers,
For fear the numbers fuse—
If only Centuries, delayed,
I’d count them on my Hand,
Subtracting, til my fingers dropped
Into Van Dieman’s Land,
If certain, when this life was out—
That yours and mine, should be
I’d toss it yonder, like a Rind,
And take Eternity—
But, now, uncertain of the length
Of this, that is between,
It goads me, like the Goblin Bee—
That will not state— its sting.
Шепни, что осенью придешь –
И лето я смахну,
Как надоевшего шмеля,
Прилипшего к окну.
А если год придется ждать –
Чтобы ускорить счет –
Смотаю месяцы в клубки
И суну их в комод.
И если впереди – века,
Я буду ждать – пускай
Плывут века, как облака
В заокеанский рай –
И если встреча суждена
Не здесь – в ином миру,
Я жизнь сдеру – как шелуху –
И вечность изберу –
Но мне – увы – неведом срок –
И день в тумане скрыт –
И ожиданье – как оса
Голодная – язвит.
(пер. Григорий Кружков)
***
It dropped so low – in my Regard –
I heard it hit the Ground –
And go to pieces on the Stones
At bottom of my Mind –
Yet blamed the Fate that flung it – less
Than I denounced Myself,
For entertaining Plated Wares
Upon My Sliver Shelf –
Столь низко пал – в моих глазах –
Я видела – как он –
Вдруг раскололся на куски –
Издав печальный звон –
Но не судьбу бранила я –
А лишь себя одну –
Что вознесла – такой предмет –
В такую вышину –
(пер. Григорий Кружков)
***
Not all die early, dying young—
Maturity of Fate
Is consummated equally
In Ages, or a Night—
A Hoary Boy, I’ve known to drop
Whole statured—by the side
Of Junior of Fourscore—’twas Act
Not Period—that died.
Не всяк умерший молодым
Безвременно поник –
Бывает юноша – седым,
Ребячливым – старик.
Судьба свершается над тем,
Кто стать собой успел –
Деяний счет, а не годов
Решает – кто созрел.
(пер. Григорий Кружков)
***
To pile like Thunder to its close
Then crumble grand away
While Everything created hid
This — would be Poetry —
Or Love — the two coeval come —
We both and neither prove —
Experience either and consume —
For None see God and live —
Нагромоздить миры – как гром –
И разнести их в прах –
Чтоб содрогнулись все и вся –
Вот это – о стихах –
И о любви – они равны –
То и другое – Вспых –
И – Тьма – кто Бога увидал –
Тому не быть в живых –
(пер. Григорий Кружков)
***
The Dying need but little, Dear,
A Glass of Water’s all,
A Flower’s unobtrusive Face
To punctuate the Wall,
A Fan, perhaps, a Friend’s Regret
And Certainty that one
No color in the Rainbow
Perceive, when you are gone.
Что нам потребно в смертный час?
Для губ – воды глоток,
Для жалости и красоты –
На тумбочке цветок,
Прощальный взгляд – негромкий вздох –
И – чтоб для чьих-то глаз –
Отныне цвет небес поблек
И свет зари погас.
***
A word is dead
When it is said,
Some say.
I say it just
Begins to live
That day.
Мысль умирает, говорят,
Лишь произнесена.
А я скажу,
Что в этот миг
Рождается она.
(перевод ?)
Любимая женщина
Нет некрасивых женщин, скажешь ты.
Мудрец, не вправе возразить в ответ,
Коль правда — некрасивых женщин нет!..
Любимая, лишь, редкой красоты…
Эмили Дикинсон — поэтесса, впоследствии
признанная гением американской литературы, при жизни так и осталась практически никому неизвестной.
764
Предчувствие — это длинная тень на лугу,
Когда солнце сгибает свой путь в дугу,
Говоря перепуганной этим траве,
Что ночь — уже на дворе.
Перевод Л. Ситника
764
Presentiment — is that long Shadow — on the Lawn —
Indicative that Suns go down —
The Notice to the startled Grass
That Darkness — is about to pass —
Опубликовал 
12947 21 окт 2015
19 век поэзия США
887
Мы вырастаем из любви
И, заперев в комоде
Ее храним, пока она
Не будет снова в моде
1864
Перевод Л. Ситника
______________________________
Становится мала любовь —
И складываем в ящик,
Пока не станет модным вновь
От дедушки образчик.
Перевод SIV
Опубликовал 12947 02 ноя 2015
sister projects: Wikidata item.
A word is dead
When it is said,
Some say.
I say it just
Begins to live
That day.
| Poetry by Emily Dickinson (edit list): | |
| By letter of the alphabet: | A, B, C, D, E, F, G, H, I, J, K, L, M, N, O, P, Q, R, S, T, U, V, W, Y. |
| By number | 1-99, 100-199, 200-299, 300-399, 400-499, 500-599, 600-699, 700-799, 800-899, 900-999, 1000-1099, 1100-1199, 1200-1299, 1300-1399, 1400-1499, 1500-1599, 1600-1699, 1700-1775. |
A word is dead
When it is said,
Some say.
I say it just
Begins to live
That day.
~ Emily Dickinson
by Rebekah Choat
A word is dead when it is said, some say.
Dead things do not change (except to decay). There is nothing pulsing inside them. They do not grow or stretch or think. They are cold, stiff, unfeeling. They do not change direction. They do not respond. They are finished, over, chiseled in stone.
Some words, it seems, die quietly, of plain old age and disuse. Their passing, if we are even aware of it, doesn’t affect us much. They’re a little like the great aunts we might have met once at a family reunion when we were very young, the ones whose pictures look vaguely familiar when we flip through old albums. We may recognize them with a half-smile, murmur something about what interesting lives they must have had, and forget them once the page is turned. Widdershins, for example: she was a fine old character, but she only appeared once or twice on the periphery of my experience. And remember ugsome? Not really, but I heard an amusing story about her once. I can’t honestly say I miss them, or even notice their absence from day to day.
It’s harder to accept the loss of words that have been waylaid and maimed. You know the ones I mean. Queer. Retard. Gay. A dozen others now declining in similar fashion. Like beloved grandparents ravaged by Alzheimer’s Disease, their appearance hasn’t changed, but the meaning, the personality behind the face, is so altered as to be almost unrecognizable. The body is still here, but we mourn the death of the original spirit.
Then, sadly, there are words that meet violent ends – maybe sometimes as accidental casualties of simple carelessness, but sometimes through malice aforethought. Some say words in such a way that they fall, already lifeless, from their lips.
Who are these some, and what are the death sentences they pronounce? Absolute literalists: “That’s what the Bible says. Period.” Hopeless fatalists: “The doctor said it’s incurable.” Immovable traditionalists: “It’s sacrilegious to change the old way of saying things.” Smug pedagogues: “It means what I say it means. How dare you question my authority?” Harsh critics: “You’re never going to be any good.” Implacable parents: “Don’t ask again. That’s my final word on the matter.” To all of these, a word is dead when it is said.
I say it just begins to live that day.
Living things breathe. They are warm and fluid. They grow, they ripen. They move and change and interact with other living things. They feel and remember and dream. They have the power to engender more life.
I am awed by the innate power, the pulsing life of words. I believe that when we speak or write them, we give words birth. And like children, they fare forth and grow in ways we don’t always expect. It’s a risk, sending our words (and our kids) out into the wide world, among people who neither know nor care what pains we took to plan and prepare and present the fruits of our labors. We can’t be sure that they will be understood and appreciated for what we think they are; in fact, it’s more certain that they sometimes won’t be. And this is the frightening and freeing mystery.
“…our works never mean to others quite what we intended; because we are re-combining elements made by Him and already containing His meanings. Because of those divine meanings in our materials it is impossible that we should ever know the whole meaning of our own works, and the meaning we never intended may be the best and truest one,” C.S. Lewis says in “Bluspels and Flalansferes.”
We do the best we can, as writers, as speakers, as parents. We struggle to make our ideas clear, to impart our values, to get everything just right. We invest ourselves, body, mind, and soul, in our offspring of flesh and blood, pitch and timbre, paper and ink. And then we let them go, trusting them to the Omnipotence, knowing they will go places and touch people we will never see, in ways we can’t anticipate. We understand, if only dimly, that although we gave them birth, the breath of life within them is not of our making, not subject to our control, not dependent upon us. We are, at best, conduits. When we allow echoes of the Word that spoke the world into existence to flow through us, they begin to live that day.
Reference
Selected Poems of Emily Dickinson published by Barnes and Noble (2007)